21.03.2011 12:45
Волею обстоятельств мне пришлось почти девять лет жить и работать в Германии. Оказался я там в середине 1997 г. Мы с женой и сыном эмигрировали туда по программе воссоединения родственников - родители жены уехали в Германию на два года раньше. Мне тогда было крайне интересно оказаться в другом мире, как будто в другом измерении. Баварский город Вюрцбург стал первым местом нашей новой жизни.
Сначала было ощущение земного рая, где нет никаких проблем. Россия тогда кишела братками, разборками, жизнь в нашей стране была очень неустроена. А тут всё как в сказке. Вюрцбург похож на маленькую Прагу, окружен виноградниками. Немецкий социал обеспечивает всех и всем – квартирой, медицинскими услугами и многим другим. Я начал делать в разных местах персональные выставки, активно работал в графике и живописи в самых разных жанрах – от библейских мотивов до немецких пейзажей. И вроде всё получалось. Я был очень доволен.
_
_
В Германии принято, что каждый эмигрант прикрепляется к отделу социального обеспечения («социал-амту»), к конкретному чиновнику этого отдела, который и ведет твои дела. Такого чиновника называют «персональным бюратором». Мой бюратор – герр Фобис - в течение трёх лет выступал своеобразным ангелом-хранителем, позволяя мне заниматься собственными делами и не заботиться о зарабатывании денег. Мне казалось, что так будет всегда. Но сказка закончилась, как только меня перевели от герра Фобиса к другому бюратору. Тот вовсе не считал справедливым мое безбедное существование на деньги германских налогоплательщиков и цинично – как мне тогда казалось – «выкинул» меня на работу.
Это были общественные – как говорят в России – работы: я выполнял то, что необходимо для города, получал за это небольшие деньги (2 марки в час) и социальное пособие. Таких работ было три вида: рабочий на кладбище, мусорщик и садовник. Я попал в веселую компанию садовников, которая состояла из «наших» казахстанских немцев и «настоящих» немцев-штрафников, работавших здесь по приговору суда за незначительные провинности. Я даже начал учить немецкий язык. Работа была непыльная, мы ухаживали за клумбами, обрезали деревья, благоустраивали парки, скверы и т.д. Так я проработал 6 месяцев. И впервые оказался в шкуре пролетария, что произвело на меня большое впечатление.
А потом я оказался перед выбором: либо найти нормальную работу и отказаться от социального пособия, либо следующей общественной работой станет сбор винограда…. Эта работа значительно тяжелее садовнической, и совсем меня не прельщала. И тут мне повезло: фарфоровая мануфактура в Хёхсте (Франкфурт-на-Майне) искала художника по фарфору, но не просто исполнителя, а способного на креатив. Это была маленькая мануфактура «Хёхстер», основанная еще в 1736 г., вслед за знаменитой мануфактурой в Майсене (Мейсене).
_
_
На первом собеседовании в Хёхсте я был очарован местной атмосферой: светлые помещения, загадочный мир фарфоровых статуэток, запах терпентина… Главный художник (кунстляйтер) Марио Эффенбергер произвел на меня очень приятное впечатление. Я показал ему свои работы – видимо, они ему понравились, и он начал меня активно внедрять в производство. Я, в свою очередь, очень старался «внедриться», поскольку совсем не хотел попасть на вюрцбургские виноградники. Оказалось, что роспись фарфора – дело совсем не простое, нужен большой опыт. Проблем много: как и чем наносить краски, устойчивость краски при обжиге, изменение краски после обжига… Тысячи мелочей надо было довести до автоматизма.
_
_
Хехст. Мануфактура Была основана в 1746 году двумя денежными тузами и живописцем из Мейссна А.-Ф. Лёвенфинком. После него заводом руководил Иоганн Бенкграфф. Безрадостное экономическое положение не улучшилось даже после того, как около 1778 года мануфактуру взял в свои руки курфюрст Гессенский и реорганизовал ее. К концу столетия мануфактура стояла на грани банкротства и после французской оккупации была наконец ликвидирована в 1796 году, Форма посуды и ее декорировка, особенно на первых порах, находились под влиянием Мейсена. Для периода рококо типична, однако, в Хехсте роспись пурпурных тонов. Намного самобытнее и в своем роде интереснее фигурные работы, исполнявшиеся поочередно видными модельерами. В промежутке 1750—1753 годов — Симоном Фейльнером, который потом поступил вместе с Бенкграффом в Фюрстенберг; ему принадлежат группы пастушков и комедиантов и другие жанровые сцены. В промежутке 1758—1765 годов фигурки исполнялись Лоренцом Руссингером, Позднее поступившим в Фульду. Его место мастера-модельера занял Иоганн Петер Мельхиор (работал до 1779 г.). Наряду с мифологическими фигурами, он с большим чувством жизни и действительности моделировал мелкую пластику, причем до конца эта тенденция Мельхиора выражается в детской тематике. Это же чувство действительности вело его к портретной пластике и к медальонным рельефам.
http://shop.hoechster-porzellan.de/catalog/product_info.php?cPath=27_43&products_id=351
_
Несмотря на все трудности, я был в восторге. Мне искренне нравились ландшафты, которыми надо было расписывать чашки, тарелки и т.д. Их рисовали в особой манере, подражая старине. Несколько месяцев я провёл на учёбе в Майсене. В итоге я освоил почти все премудрости этого ремесла: писал ландшафты, цветы, расписывал фигуры, иногда делал самостоятельные работы и специальные заказы, создавал эскизы для печатных рисунок (массовой продукции). Эксклюзивной работой считались портреты на фарфоровых панно, это на мануфактуре делал только я. Единственное, чем я не занимался – это декорированием, т.е не рисовал ободков, орнаментов, геометрических декоров.
_
_
Меня обучили и чисто производственным задачам – полировка золота после обжига, складирование посуды в печь для обжига, мытье фарфора в специальной машине, наклеивание печатных рисунков, учет и упаковка на складе и т.д. Только сам фарфор я не делал, хотя и наблюдал часто за этим процессом. За три с половиной года я полностью погрузился в этот мир.
У меня сложилось двойственное впечатление о западной жизни. Тогда были созданы сказочные условия для эмигрантов (сейчас они значительно сложнее): тебе дают бесплатную квартиру, учат языку, выплачивают ежемесячное пособие, оказывают медицинскую помощь… Можно пользоваться и услугами «каритас» - благотворительных организаций, которые бесплатно раздают одежду, обувь, игрушки, предметы для дома, мебель. Ситуация парадоксальная: если уровень дохода семьи ниже 2000 евро (на 3 человек), нет никакого смысла работать. Если ты работаешь – за всё приходится платить самому. Поэтому часто безработные «на социале» живут лучше многих работающих.
_
_
Но у каждой стороны две медали. Эмигранту приходится полностью перестраивать свою жизнь, приспосабливаться к таким мелочам, о которых он даже не задумывался ранее.
_
Первое – климат и продукты питания. Это можно почувствовать только при длительном нахождении в стране. Например, в Вюрцбурге очень жёсткая вода, с большим содержанием кальция. Там даже покойники не разлагаются, а мумифицруются. У людей, привыкших к мягкой воде, начинаются проблемы с кожей, с волосами. Очень сильно отличается еда. Даже летом и осенью овощи (помидоры и огурцы, например) растут в теплицах, а потому у них почти нет вкуса. Множество продуктов нам просто не знакомо, сосем другая «химия», а потому нарушается обмен веществ, эмигранты толстеют прямо на глазах, многие начинают болеть.
_
Второе – смена социального статуса. Если в России ты уже достиг какого-то положения, то за границей ты ноль, один из тысячи эмигрантов. Неважно, кем ты был на родине, здесь всё начинается с нуля. Мы никому тут не нужны и не интересны. В России каждый из нас обладает множеством связей, определенным статусом и репутацией. В Германии нет ничего этого. А если еще нет языка и знания местных обычаев, человек оказывается заперт в тесном эмигрантском мирке. Вырваться из него удается единицам. Особенно это касается людей среднего и старшего возраста. В 40-50 лет уже почти невозможно изменить свои привычки, способы жизни. Поэтому лучше всего уезжать в молодости; почти без проблем адаптируются к загранице дети.
_
Третье – язык. Очень сложно выучить язык после 30 лет настолько, чтобы комфортно ощущать себя в чужой стране. А без знания языка чувствуешь себя как под дамокловым мечом. Разные организации сразу после приезда присылают тебе сотни писем, на каждое из них ты должен ответить и принять серьезное решение (естественно, все на немецком языке!). Начинаются звонки по-немецки, разговоры с соседями и т.д. Конечно, постепенно язык становится привычным, но всё равно остается акцент и ты остаешься чужаком. Например, мой шеф на мануфактуре однажды признался, что его жена-немка сразу прекращает разговор по телефону, как только слышит у собеседника акцент…
_
Четвертое – традиции. Черная кошка, рукопожатие через порог, поминки на девятый и сороковый день и куча других русских «примочек» совершенно неизвестны немцу. Но нам так же неведомы их традиции. Там принято сначала пожимать руку женщине, потом мужчине. После ужина счёт всегда делится пополам, Даму провожают только до ближайшей остановки. Любимое лакомство – сырой мясной фарш с луком.
_
К тому же, мы совсем не знаем региональных, местных традиций и языков. Мы едем просто в Германию – а приезжаем в Баварию, Швабию, Саксонию. Например, в Вюрцбурге здороваются не «гутен таг», а «грюс гГот», а в южной Баварии – «сервюс». Классический немецкий язык можно услышать только в Ганновере и его окрестностях. В остальных областях - диалекты. На моей мануфактуре было много выходцев из Саксонии, они говорили на саксонском диалекте: «ищь вейщь нищт» обозначало «их вайс нихт» («я не знаю»). Национальные, региональные противоречия между немцами существуют до сих пор, и каждый считает себя не столько немцем, сколько баварцем, саксонцем, швабом. Часто можно оказаться в компании немцев, где каждый говорит на своем диалекте.
_
Пятое – сам факт того, что ты русский (неважно, еврей, украинец, казах, эскимос). Русский для немца хуже негра. Немецкое общество очень иерархично. На самом верху – «умные» западные немцы («клюге весси»), чуть ниже – глупые восточные немцы («думе осси»), потом идут другие европейцы (итальянцы, чехи, поляки), затем третий мир (турки, негры), а в самом низу – русские. Немецкая девушка быстрее подружится с негром, чем с русским. Среднестатистический бюргер вообще не может понять, зачем здесь русские и что они здесь делают. Его чувства можно сравнить с ощущением хозяина квартира, в которой неожиданно оказались тараканы («какалакен»). И эти тараканы еще живут за счет немецкого социала! Т.е. за счет его, бюргерского, труда! А отношение к труду там совсем другое, немцы работают много и тяжело…
_
_
Теперь немного о самой мануфактуре Хёхст, где я работал художником по фарфору. Первые полгода – испытательный срок. Я не знал языка (а все работники – немцы) и я совсем не умел расписывать фарфор, даже не знал как правильно держать тарелку. Ко мне приставили наставницу – немолодую некрасивую немку, которая стала мне что-то быстро объяснять по-немецки. Я переспросил: Was? Она ответила: Alles kleir (Всё ясно!) И больше ко мне не подходила. Всё пришлось осваивать самому – даже как растирать краски. У них не было никакого желания меня учить и никто не собирался держать меня просто так. А мне надо было закрепиться – я вспоминал о виноградниках и всему учился сам. И когда впервые в рабочем задании имя моей наставницы исправили на моё имя – я торжествовал. Потом её перевели в продавщицы.
Но, конечно, не все сотрудники мануфактуры были похожи на эту женщину. Хочу упомянуть Гюнтера Хауфа, специалиста по росписи фигур. Он много времени и сил посвятил моему обучению. Гюнтер проработал на мануфактуре 30 лет, расписал тысячи фигур, но всё равно имел репутацию «лоха» - во многом потому, что большинство работников имели саксонское происхождение, а Гюнтер был родом из Франкфурта. Когда его увольняли, то заставили делать кучу дурацкой работы, причем на огромной скорости. Кстати, для немца потеря работы – почти конец света. На моей памяти уволили многих, и некоторые просто плакали.
_
_
Я поступил на мануфактуру в очень неудачное время – в Европе начинался кризис, многие предприятия начинали «сдуваться». В первые месяцы моей работы в штате было около 50 человек, из них – десять художников. А когда через 3,5 года я уходил – оставалось 10 человек (вместе с руководством), из них два художника. С удивлением я наблюдал, как «пускали пыль в глаза» - во время экскурсии для посторонних художников изображали бухгалтер, менеджер по продажам и т.д.
Вообще, обмана была много. Я лично переделывал в «хёхстовские» фигурки, сделанные в Таиланде. Понятно, что в Азии их закупали за копейки – а в Германии, после небольшой доработки, продавали уже за 999 евро…
_
Меня тоже обманывали постоянно. Я выполнял самые разные работы, за которые не получал денег – всё это мне было очевидно, но бороться не было смысла (если я хотел сохранить место, ведь очередь из желающих занять его была огромная). Но в целом я не жалею о своем эмигрантском опыте. Самое главное, что я понял – что европейцы (в частности, немцы) такие же обычные люди, как и мы. Ничего особенно выдающегося в них нет. Просто у них своя жизнь, а у нас своя. За девять лет Германия стала совсем неинтересна. Поэтому я с лёгкостью вернулся в Россию, где всё мне понятно и близко. Может быть, эмиграция и нужна была мне для того, чтобы перестать испытывать раздражение от российской жизни – ведь и «там» не лучше.
Игорь Вишня, 2011
_
Публикации И. Вишня - "Особенности происхождения русского стиля"
Информация о художнике
Porzellan-Manufaktur Hochst
Добавить комментарий
Комментарии
Ne iskljuchaju fakt togo chto i ja kogdanibud wernus na Rodinu ( na kotoroj ja esche bolsche nikomu ne nuschen). No uwaschenie k Strane kotoraja tebja prijutila, nakormila i dala vosmoschnost uwidet mir s drugoj storoni, ostanetsja nawsegda. A urodi est v luboj tochke naschego scharika.
Oleg, Würzburg.
С уважением Анатолий
www.rozhansky.de
RSS лента комментариев этой записи.